– Да. Каждый раз.
– Раньше я не обращал внимания…
Старец изучил всадника: бирюза, сменившая обсидиан. Вернул статуэтку на место, хлебнул вина, дернув хрящеватым кадыком.
– Значит, Око Митры? Что думала по этому поводу Красотка? У нее по любому поводу было свое, вполне безумное мнение…
Ответить Циклоп не успел.
– …особенно насчет мясных блюд, – продолжил Симон, взмахнув кубком. Вино залило магу одежду. – О-о! Свинина на углях, с базиликом и розмарином! В шаммамском соусе… Соус – это главное. Перец следует уравновесить медом, но без фанатизма. Избыток черного сегентаррского сушит рот. Зато равийский жгучий… Знаешь, почему меня прозвали Пламенным? Я обожаю все острое. Кстати…
Старец в растерянности умолк – похоже, забыл, что хотел сказать. Моргая, уставился на Циклопа в ожидании подсказки, и сын Черной Вдовы понял, что впервые смотрит на мага с жалостью. Несмотря на лихорадочную бодрость – а может, благодаря ей – старец выглядел дряхлым, как трухлявый пень.
– Ты говорил о перце.
– Воистину! – Симон воздел перст к потолку.
Требовательный стук дверного молотка прервал его. Били так, словно за гостями гналась стая волков-людоедов. Маг выскочил из кресла, как бес из механической шкатулки – и с прытью юнца удрал в прихожую. Стул, на котором сидел Циклоп, он опрокинул вместе с седоком. Бранясь шепотом, потирая ушибленный локоть, Циклоп кинулся следом: за старцем требовался глаз да глаз. В холле, ловко орудуя веником, отряхивал сапоги от снега Вульм. За ним горой громоздился Натан, увешанный сумками и вьюками. Вид у парня был огорченный донельзя. Он был уверен, что Тугодуму грустно коротать ночь в стойле конюшни, пустовавшей много лет, и даже охапка сена не спасет пони от тоски. Будь воля Натана, он взял бы верного друга в башню. А что? На первом этаже уйма пустых комнат…
– Перец купили? Много перца?!
– Перец? Симон, ты в своем уме?
– А ты, безумец?! Как приготовить жаркое без жгучего перца? Разумеется, если нам нужно жаркое, а не пресная дрянь…
– Перец есть, – успокоил мага Циклоп.
– Вперед, мои юные друзья! Калите котлы и сковороды! Разделывайте барана! Чистите репу и морковь! У нас есть масло? Без масла…
– И масло есть. Не волнуйся, Симон.
– Я? Волнуюсь?! Я – сама безмятежность. Я – благой Митра, спустившийся с небес! На кухню, соратники! Чистить, мыть и резать! Когда все будет готово, призовите меня. Я возглавлю наш поход…
– Делайте, как он велит, – вздохнул Циклоп.
Вульм крякнул с изумлением, но задавать лишних вопросов не стал. Циклоп был ему благодарен за чуткость. Натана погнали разгружаться; старец рысцой кинулся за парнем – проследить. Сбросив плащ на пол, Вульм придержал Циклопа за плечо:
– Что с ним?
– Временное помрачение. К утру отпустит. Что с диадемой?
– Готова.
Из кухни летел бодрый голос Симона: маг учил изменника стряпать. Вот и славно, подумал Циклоп. Будь Симон вменяем, я бы мечтать не мог о лучшем советчике. Но сейчас… Сопровождаемый Вульмом, он вернулся в кабинет. Под ложечкой сосал червячок страха. Если бы Красотка была жива… Чудовищем, умирающей женщиной, кем угодно – вся ответственность сейчас лежала бы на Инес ди Сальваре. Великая милость богов – чувствовать себя вторым, а лучше третьим, или триста третьим. В свое время, узнав об открытии сивилл, Красотка мечтала исследовать Янтарный грот. Слабая, считай, никакая магичка, она не имела равных в качестве настройщицы. Это клавикорды Ушедших, говорила она. Сумею ли я на них сыграть? – вряд ли. Но я узнаю, как они звучат, и почему. Поход в грот откладывался, всегда находились более важные дела; вся жизнь впереди, куда спешить – и вот однажды выяснилось, что жизнь скрутилась в кукиш, а Инес ди Сальваре больше не в силах покинуть башню, и даже сходить на горшок она может далеко не всегда…
Сунув лучину в камин, он зажег восковые свечи в канделябрах. Обождал, пока фитили разгорятся – и принял от Вульма футляр, обтянутый зеленым бархатом. Ювелир постарался на славу: диадема была, как новенькая. Извлекая янтарное яйцо из хранилища, Циклоп боялся, что оправа Ока Митры не примет дитя грота. Зря переживал: яйцо легло в розетку, как влитое. Металл был мягкий, силы пальцев вполне хватило, чтобы подогнуть лепестки.
Отлично. И даже не шатается…
В дверях кашлянул Вульм. Циклоп едва успел сунуть диадему в футляр. Футляр лег на каминную полку, которую Симон успел рассмотреть со всех сторон и, похоже, утратил к ней интерес. Известное правило: хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место.
– А вот и я, друзья мои! Пока мальчик трудится, предлагаю насладиться этим чудесным вином. В предвкушении, так сказать… Кстати, что это за вино? Я, признаться, запамятовал…
– Эсурийское, – вздохнул Циклоп.
– Ну конечно! Как раз хотел сказать. Ты просто меня опередил…
С лестницы послышался отдаленный грохот.
– Кто бы это мог быть? – съязвил Вульм.
Старец забеспокоился:
– Мальчик! Он сломает себе шею!
– Он сломает перила, – возразил Вульм. – И ступени. И всю башню от крыши до фундамента. В остальном Натан – славный парень, если не считать слабоумия. Я еще не рассказывал, как он спасал меня от врагов?
Натан еле избавился от приставучего старца.
Здыхался, говорил отец. Когда к отцу приходил дядька Фурц, пьяный до изумления, желая душевной беседы – например, о том, что у королей в штанах – отец поначалу слушал. Но скоро без лишних слов вскидывал Фурца на плечо, нес в дядькину хибару, сдавал на руки Фурчихе, драчливой злюке, вытирал лоб рукавом – и орал на всю улицу: «Здыхался!» Малыш Танни хохотал от восторга. Мечтал, чтобы дядька Фурц пришел завтра. Натан-взрослый мечтал, чтобы вернулся отец. О, не для того, чтобы вскинуть Симона Остихароса на плечо, унести за тридевять земель! Натан-взрослый оторвал бы от земли дюжину старцев, особенно теперь, когда рука Симона стала легче перышка. Это было так же просто, как старцу – превратить дерзкого в горстку пепла. В отце изменник нуждался, как тонущий – в воздухе.