Чудовища были добры ко мне - Страница 99

И, не дождавшись ответа, продолжил:

– Ваша тюрьма будет стократ роскошней. И гораздо просторней. Мы отведем вам под темницу целый замок. Где-нибудь в труднодоступных, малонаселенных местах. Подыщем чудесного тюремщика: знатного, не слишком старого, а главное, всецело преданного нашему величеству. Он возьмет вас в жены. Подарит титул, который ваши дети получат в наследство. Он будет вас холить и лелеять, исполняя любые прихоти. Впрочем, не любые. Вряд ли вы сможете выезжать за пределы замка – или принимать гостей. В остальном наше сокровище не будет знать отказа. Если мы умрем раньше вас, вы перейдете в наследство к нашему сыну. Когда Альберт подрастет, мы поведаем ему, какова ваша истинная ценность…

Король встал:

– Скажите: «Благодарю вас, государь!»

– Благодарю вас, государь, – повторила Эльза.

Скорчившись у ног Ринальдо, она не понимала, что говорит.

8.

Вульма разбудил голод.

В брюхе ворчал зверь. Царапался, требовал куска парного мяса. Кишки обратились в змей. Кубло извивалось, как в брачную пору, стреляя раздвоенными язычками. Время от времени особо вредная гадюка запускала клыки в нежные Вульмовы потроха. При одной мысли о краюхе ржаного хлеба, густо посыпанной солью, во рту копилась слюна. А если вообразить холодную телятину с хреном…

Чертыхаясь вполголоса, Вульм сел на кровати. Напротив, на своем ложе, свесив на грудь лохматую голову, сидел Натан. Храпел, как бес, сукин сын. В щель между шторами тыкалась луна, заливала парня млечным соком. Вчера, после того, как увезли сивиллу, изменник словно с цепи сорвался. Носился по башне, топоча хуже дикого табуна. Рыдал, бранился; лупил кулачищами в стены. Кто б ни строил башню Инес ди Сальваре, каменщики или демоны – хвала Митре, они постарались на совесть. Кое-где с крюков сорвались гобелены, в кабинете рухнули две полки, а так – ничего. Вульм нянькой таскался за бугаем. Выслушивал проклятия: смешные, детские. Отмалчивался в ответ на призывы немедленно кинуться на штурм королевского дворца. Глотал обвинения в трусости; прятал руки за спину, чтобы, упаси Иштар, не садануть изменника сковородой промеж рогов – для вразумления.

Он и забыл, что Натан – совсем еще мальчишка. Сосунок, свирепая зелень. Рядом с горой мускулов, в которую превратился бедняга, мудрец из мудрецов – и тот забудет, с кем имеет дело… Ожидая, пока к парню вернется разум – или в башню вернется Циклоп, единственный, способный угомонить буяна – Вульм вспоминал себя-тринадцатилетнего. Сироту, бродягу, младшего из шайки Коллена Шармаля по кличке Ухарь. Это Ухарь, подобрав в лесу еле живого, покрытого коростой щенка, подарил ему свой нож. Вульм на всю жизнь запомнил: наборная рукоять из колец кожи, бритвенно-острое лезвие… Когда Ухарь закачался на виселице, юный Вульм, стоя в толпе зевак, орал вместе со всеми: «Да здравствует правосудие!» Позже судью, огласившего приговор Коллену Шармалю, смутьяну и злодею, нашли у дверей борделя, куда судья частенько захаживал. Под ребром покойника торчал памятный ножик, а ко лбу кровью была приклеена записка: «Правосудию от волка». Ухарь звал его волчонком; волком Вульм тогда назвал себя впервые.

Подарить Натану нож? На кой ему нож, еще порежется! Подарить дубину? И пусть берет дворец приступом…

С возвращением Циклопа легче не стало. Сын Черной Вдовы заявился в башню пьяным вдрабадан. Перед тем он еле держался в седле, при каждом удобном случае норовя свалиться на землю. Симон был вынужден всю дорогу идти пешком, рядом с пони, придерживая спутника. Вконец измученный, маг даже не выслушал до конца сбивчивый рассказ Натана про визит короля и похищение сивиллы. Отмахнувшись от изменника, старец убрел отдыхать. Циклоп же затребовал еще вина, сблевал – и сказал, что все сивиллы на свете могут провалиться в ад, где им самое место, а лично он приляжет вздремнуть в спальне Красотки.

С этой минуты Натана как подменили. Мрачный, злой, он бросил стенать и засел у окна, о чем-то размышляя. Меж бровями парня залегла неприятная складка. Откровенно говоря, Вульм предпочел бы вопли и беготню. Новый изменник слегка пугал его. Он не знал, чего ждать от такого Натана. За ужином бугай жевал молча, уткнувшись взглядом в миску. Все попытки разговорить дурака провалились – парень словно язык проглотил. В комнате, отведенной им для ночлега, он сел на кровать, не раздеваясь – и просидел так, пока Вульма не сморил сон.

Вон, до сих пор сидит, громила.

От дурных воспоминаний голод вспыхнул с новой силой. Сунув ноги в сапоги, стоявшие у окна, Вульм прошлепал на кухню. Разжигать печь не было ни времени, ни охоты. Из котла он выгреб остатки каши – липкие комья с темными прожилками жареного лука. Нашел хлеб, соль; очистил две ядреные луковицы. Запихивая снедь в себя, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, Вульм ощущал, как беспокойство охватывает его с новой силой. Голод лишь подтверждал то, о чем говорило чутье: близились перемены, и вряд ли к лучшему. Вульму всегда хотелось есть по ночам, когда впереди маячили неприятности. Кишки сворачивались в узлы двадцать лет назад, в тени скал Шаннурана, где Вульм заночевал, чтобы на следующий день спуститься под землю за Оком Митры. Изо рта текла слюна, а желудок сводило спазмами, когда позже они с великаном-северянином Хродгаром встали лагерем в нагорьях Су-Хейль, близ Пальца Хатон-Идура, намереваясь завтра днем выйдти к Пещере Смеющегося Дракона. Сосало под ложечкой в лесу графства Деларен, под проливным дождем – припасы кончились, и Вульм, помнится, утешал себя тем, что скоро дом, жаркий очаг, и Мари ждет отца с котелком жаркого из кролика… Впервые же Вульм познакомился с незваным гостем-голодом давным-давно, когда еще был желторотым волчонком, а не Вульмом из Сегентарры. Тайком, давясь, он жевал вяленую конину, жесткую и вонючую, украденную у кого-то из приятелей по шайке – а на рассвете узнал, что Ухаря взяли тепленьким, на мельничихе Асе, по доносу ревнивца-мельника.